По своему общему виду эта небольшая рыбка представляет большое сходство с молодым голавлем, но отличается от последнего значительно более сжатым телом, более узкой головой, выдающимся носом и небольшим ртом. Кроме того, он заметно серебристее голавля и в этом отношении несколько напоминает уклейку, к которой приближается и образом жизни. Цвет спины темно-серо-голубовато-серый со стальным отливом, бока туловища немного светлее, брюхо серебристо-белое, спинной и хвостовой плавники темно-серые, остальные плавники бледно-желтоватые, изредка желтовато-красные; радужина желтая. Впрочем, не только по цвету, но даже и по форме своего тела елец разделяется на множество разностей, из коих весьма многие встречаются и у нас в России. Но из этих вариететов ни один не достигает такой величины, как голавль, и только в Англии по свидетельству Бланшара, попадаются ельцы в 23,8 см и более 200 г весом. Впрочем, воронежская «калинка» бывает и до 400 г весом.

Елец любит воду свежую, чистую и потому чаще встречается в небольших и средних чем в больших реках; местами, как, напр., за Уралом, он весьма нередок в проточных озерах с песчаным или хрящеватым дном; в непроточных озерах и копаных прудах елец никогда не попадается и вообще он избегает ила и теплой воды, почему редко встречается в речных заливах. Это очень живая и проворная рыбка, которая в быстроте движений почти не уступает уклейке. Однако елец предпочитает держаться на более или менее сильном течении и притом гораздо реже уклейки встречается на поверхности или в верхних слоях воды. Подобно большинству других рыб, он плавится только, когда на поверхности может найти насекомых — мошек, комаров и других мелких двукрылых. У нас в средней России главным кормом ельца служит, по-видимому, мотыль в виде личинок, а затем уже в виде взрослого насекомого — комара-толкунчика, большей частью в тот момент, когда он выплывает на поверхность и собирается улететь, реже когда уже, обессилев, упадет в воду. В местностях с берегами из синей мергельной глины, составляющей, по-видимому, необходимое условие для существования личинок-поденок (Ephemera) или метлы, последнее перепончатокрылое составляет также любимую пищу ельца, хотя и на довольно короткое время. В больших незапруженных реках, почти лишенных ила, необходимого для существования мотыля, например в Волге и Днепре, надо полагать, главным кормом ельца служат личинки мошек. Но, кроме насекомых, эта рыбка не брезгует и различными растительными веществами — зернами пшеницы, овса и ржи, особенно в судоходных реках, а также водорослями, именно шелковником, «зеленью» московских рыболовов, которая местами — в июне и июле, судя по содержимому желудка, составляет основной корм ельца, хотя и не такой исключительный, как для плотвы. Наконец, крупные особи хватают нередко мальков других рыб, особенно же убившихся (т. е. снесенных течением) под плотиной. В небольших речках едва ли не главной пищей их служат т. н. «шиворотка» т. е. личинка мошкары (Phryganea), живущая в трубочках, а также самая мошкара. Всюду весной елец истребляет во множестве икру других, более ценных рыб и таким образом нередко приносит немалый вред, едва ли не более значительный, чем другие мелкие рыбы.

Вред этот обусловливается как многочисленностью, так и очень ранним нерестом ельцов, почему они около полутора месяца без перерыва подбирают икру других рыб. Елец мечет икру очень рано, вскоре после шуки, одновременно с язем, а местами даже раньше его. С первыми закраинами стада ельцов выходят из глубоких ям, где держались почти безвыходно всю зиму, и начинают понемногу двигаться против течения. Полая вода застает их большей частью в мелких притоках, которые входят в берега и вода которых прочищается тем ранее, чем они меньше. Стремление рыб в эти притоки, особенно рыб, рано нерестящихся, обусловливается, несомненно, главным образом относительной чистотой этих вод.

В больших судоходных реках ельцы икры никогда не выпускают, но в Москве-реке, например, изредка нерестятся на хрящеватых отмелях с слабым течением; в речках и озерных протоках они очень часто выпускают икру на прибрежную траву, еще залитую водой. Вообще в средней России эта рыба «трется» в конце марта или в начале апреля. Но так как летом между сеголетками замечается очень резкое отличие в росте и к осени нередко можно встретить сеголетков в 4—9 см длины, то надо предположить, что нерест совершается не сразу, а в два-три приема, с значительными промежутками, или что сначала мечут икру более старые, 3—4-летние особи, а двухлетки — только достигнув полных двух лет, т. е. месяцем позднее. Может быть, разнокалиберность сеголетков зависит от обеих причин.

Подобно другим мелким рыбам, елец нерестится с двух лет, когда величина его не менее 13 см (от конца носа до конца хвоста). Нерест совершается всегда многочисленными стаями, очень шумным образом. Самцов, по-видимому, вдвое менее, чем самок. Икра беловатого цвета, мелкая, но не особенно многочисленная, так что значительную распространенность ельцов можно объяснить только ограниченностью лова и чрезвычайным проворством этой рыбки. Молодь выклевывается, вероятно, дней через 10; уже в первых числах мая (в средних губерниях) она появляется во множестве около берегов, сначала в тиховодье и даже в заводях, но в конце июня, достигнув длины около 4 см, вся эта мелюзга уходит «на воду», большей частью на перекаты. В августе, чаще в конце, сеголетки держатся уже на довольно глубоких местах. Так по крайней мере наблюдалось мной на Москве-реке. Пища ельчиков, как и почти всех мальков, здесь состоит в конце весны и летом почти исключительно из «зелени», т. е. шелковника, и комара-толкунчика; позднее, с сентября, из его личинок, т. е. мотыля. Что же касается мелких ракообразных, то они в текущей воде для молоди рыб не имеют почти никакого значения по своей малочисленности. Это исключительно прудовой, а не речной корм, роль которого до сих пор сильно преувеличивается рыбоводами и ихтиологами. Поздней осенью, в конце октября и в начале ноября, сеголетки, при обильной пище, достигают величины 9, даже 11 см как, напр., в 1890 г. на Москве-реке.

Елец растет очень быстро, особенно первое время, и полного возраста достигает в пять или шесть лет. Более старые экземпляры, весом свыше 200 г, составляют редкость и попадаются не во всех реках. По моим наблюдениям, годовалый елец имеет не более 11 см длины (зимой, за редкими исключениями, рыба почти совершенно не растет); двухлеток — не менее 13 и до 15 см, трехлеток— 18—20 см.

Четырехлетний елец длиной не менее 24 см и может весить до 200 г. Приблизительно вес этой рыбы увеличивается ежегодно вдвое: годовик 25 г, двухлеток 50 г, трехлеток 100 г и четырехлеток 200 г.

Ельцы — рыбы стадные и общительные. Они всегда встречаются большими стаями, особенно одно- и двухгодовалые; самые крупные, однако, ведут довольно уединенный образ жизни и, по-видимому, предпочитают заводи и тинистое дно. Вполне оседлыми ельцы делаются, т. е. устанавливаются на местах, когда вода окончательно сбудет (в небольших реках) и плотины будут заперты. В небольших запруженных речках с небольшим падением ельцы держатся преимущественно близ мельничных омутов и вообще избегают самой запруды. Здесь, кстати замечу, что причина обилия рыбы в таких омутах зависит не столько от притока свежей воды, необходимого рыбе в летние жары, сколько от обилия пищи. Кроме приносимой сверху течением, в виде насекомых, мелкой рыбешки, в омуте, собирается масса мальков-сеголетков, привлекаемых падающими в воду отрубями и в особенности мелкими частицами муки, т. н. бусом, который несомненно, служит этим малькам главной летней и отчасти весенней пищей. Вообще, я положительно уверен в том, что растительный корм имеет для рыбы, особенно мелкой, гораздо более важное значение, чем ему обыкновенно приписывается. Мне много раз приходилось наблюдать на пристани, как многочисленные стаи мальков, начиная с шересперят и кончая уклеечками, общипывали шелковник, ту же «зелень», которой густо обрастают подводные части лодок, особенно стоявших долго без употребления. Не замечал я за этим занятием только пескарей, ершей и окуней, пресмыкающихся по дну и к поверхности не поднимающихся; но и эти рыбы в юном возрасте часто держатся в той зеленой кашеобразной «тине», которая в сущности та же самая нитчатая водоросль (Cladophora и Spyrogyra), только растущая в тихом месте и потому сбивающаяся в большие бесформенные клубья.

Оседлая жизнь ельца нарушается только паводками после сильных дождей. Мути он не выносит и начинает немедленно идти кверху до тех пор, пока не встретит речки, в которой и укрывается на некоторое время. Трудно представить себе, какое множество ельца и всякой другой мелкой, вернее, молодой рыбы входит в мелкие притоки Москвы-реки, очищающиеся от мути, когда вода в реке начнет мутнеть. Подмосковным рыбакам очень хорошо известен этот ход, и после каждого паводка в каждой речонке вылавливается мелкоячейными наметками, корзинами и холщевыми недотками десятки пудов «снетка», который затем или продается или сушится. Елец не выносит также посторонних ядовитых примесей и вообще при порче воды скоро чумеет, хотя в этом отношении несколько крепче пескаря и подуста. На шлюзованных реках, как на Москве-реке, паводок привлекает к плотине ельца, стоявшего иногда ниже за десять и более километров. Часть этих пришельцев остается здесь, другая же вскоре скатывается обратно.

С наступлением холодной погоды и утренников стаи ельцов все реже и реже выходят на мели и на перекаты и держатся больше на глубине около 2—3 м. В мороз и после него на мели не бывает ни одной рыбы, что не требует объяснения. Тем не менее ельцы кормятся, т. е. берут на удочку, даже плавятся (в теплую погоду) до замерзания реки. По первому льду они еще довольно бойки, держатся около его поверхности, в верхних слоях, но вскоре залегают в самые глубокие ямы, почти недоступные неводу. Отсюда они выходят на мели лишь в продолжительные оттепели.