Chondrostoma nasus (L.)
Название подуст, употребляемое в большей части России, указывает на
главную особенность этой рыбы—положение рта, который находится под
сильно выдавшимся коническим и хрящеватым носом, в чем он с первого
взгляда несколько напоминает уже знакомого нам рыбца, или сырть. Но
подуст легко отличается от рыбца своим более брусковатым телом, почти,
как у голавля, прямым ртом, небольшими глазами и коротким
заднепроходным плавником. Кроме того, число глоточных зубов
(обыкновенно 6 + б) у него больше, и зубы эти имеют совсем другую форму
и гораздо толще; нижняя губа хрящеватая.
Спина у подуста зеленовато-черная, бока и брюхо блестящего
серебристого цвета; все плавники, за исключением черноватого спинного,
более или менее красноваты, а хвостовой, кроме того, сверху и снизу
имеет черную кайму. Во время нереста, особенно у самцов, все цвета
становятся ярче и на углах рта, на жаберной крышке и у основания
грудных плавников замечаются оранжевые желтые пятна; с боков, начиная
от глаз до конца хвоста, тянется темная полоса, а на чешуях в свою
очередь образуются черные пятнышки, через что подуст принимает довольно
оригинальный вид. Москворецкий подуст, однако, почти вовсе не
изменяется в цвете и никаких полос и пятнышек я на нем не замечал.
Внутренности подуста замечательны тем, что брюшная плева у него более
или менее темного черного цвета, который всего интенсивнее кажется во
время нереста; отсюда, конечно, и произошли названия чернопуз,
чернобрюшка, и по этому признаку его легко можно отличить от всех
других рыб.
По величине своей подуст принадлежит к небольшим рыбам и редко
достигает более 1,2 кг веса и свыше 44 см длины, хотя в исключительных
случаях попадаются 1,5-килограммовые подусты; обыкновенно он бывает
значительно менее — около 400 г весом и 30 см длиной. Местопребыванием
этой рыбы служат почти Все большие реки Европы, за исключением северных
ее частей. Сколько известно, подуст водит» ся в северной Франции, в
Бельгии, Германии, Австрии и Италии; в России северную границу его
распространения составляет, вероятно, Западная Двина, куда он, быть
может, перешел из Березины через Лепельский канал и большие притоки
Волги; в северной и северо-западной России он уже вовсе не встречается,
В больших реках Каспийского и Черноморского бассейнов подуст
принадлежит к более или менее обыкновенным рыбам, но, кажется, нигде не
попадается такими массами, как в некоторых местностях Германии и
Швейцарии. Всего чаще подуст (вероятно, другой вид — Ch .
variabilis) встречается, по-видимому, в Куре и Тереке и, вероятно, в
Днестре и Буге; по свидетельству проф. Кесслера, подуст весьма
многочислен в Днепровских порогах; в Дону он, несмотря на то, что
весьма обыкновенен в Донце, довольно редок, а в низовьях Волги, если и
встречается, то крайне редко и, вероятно, не доходит до устьев.
Образ жизни русских подустов известен очень мало; иностранные авторы
дают весьма отрывочные сведения о западноевропейских подустах, которые,
впрочем, несколько отличаются от наших. Поэтому при описании жизни и
ужения этой рыбы я буду руководствоваться главным образом своими
собственными наблюдениями на Москве-реке.
Подуст в Москве-реке, а также в Оке принадлежит к числу весьма
обыкновенных рыб, так как уступает в этом отношении только язю и плотве
и то только в более тихих и иловатых участках реки; что же касается
голавля, то подуст всюду превосходит его численностью. По-видимому,
подуст многочисленнее в среднем и верхнем течении реки, чем в нижнем. В
притоках Москвы он, кажется, вовсе не встречается, хотя и заходит в
устья. По крайней мере я не встречал его ни в Пахре, ни в Десне, ни в
Сетуни. Его нет также в верховьях Клязьмы и ее притоке—Уче. Вообще он,
кажется, встречается в Европейской России только в судоходных реках, не
имеющих постоянных плотин, которые препятствуют его подъему. Подуст не
любит стоячей воды и придерживается почти всегда более или менее
сильного течения, хотя и не встречается у нас на мелких и быстрых
перекатах так часто, как голавль. Его любимое место — там, где
кончается бырь и переходит в более спокойное и глубокое течение, где
волна сменяется уже легкими водоворотами. Подуст очень редко держится
на песчаном, тем более иловатом дне, а всего чаще встречается там, где
есть хрящ или даже крупный камень, не избегая также глинистого дня,
особенно если оно твердо и идет уступами, вообще неровно. Неровность
дна составляет одно из главных условий присутствия подуста, почему и
затрудняет его ловлю сетями, а также и удочкой. Притом он, подобно
пескарю и налиму, большей частью ходит по самому дну, касаясь его
брюхом, хотя «плавится», т. е. выходит на поверхность, почти так же
часто, как язь и лещ.
Полая вода застает москворецкого подуста на песчаных отмелях, вместе
с язем; обе эти рыбы в разлив не уходят, а постепенно поднимаются вверх
по реке, придерживаясь берегов и более слабого течения. Судя по
некоторым данным, подъем подуста начинается еще подо льдом и весьма
вероятно предположение некоторых рыболовов-охотников, что он приходит
издалека, за многие десятки километров, даже из Оки. Несомненно, что
«выход» подуста бывает годами очень велик, годами же незначителен. Чем
дольше стоит полая вода, не убывая, тем больше поднимается этой рыбы.
Муть и стремление отыскать место, удобное для нереста, заставляет
подуста подниматься все выше и выше до тех пор, пока река не войдет в
берега, вода не очистится и вместе с тем не наступит теплая погода,
благоприятная для нереста.
Подуст в Москве мечет икру несколькими днями позднее язя, около
средины апреля, а чаще в конце этого месяца. В 1890 году, отличавшемся
необычайно ранней весной, нерест, по моим наблюдениям, начался 10
апреля, а в 1891 году — 21 апреля. Как долго он продолжается — не знаю,
но вряд ли более трех дней, и, кажется, вся икра выметывается
одновременно, а не в несколько приемов. По крайней мере молодь подуста,
т. е. сеголеток, отличается ровностью. Икра выпускается б. ч. на
крупных камнях, но не на особенно сильном течении, также на сваях,
почти в тех же местах, которые служат нерестилищем для всех почти
москворецких рыб. Главные места икрометания в городских водах—около
Каменного моста и Бабьегородской плотины.
Икра подуста беловатая, довольно крупная (с просяное зерно),
несколько крупнее, чем у язя, голавля и плотвы, но все-таки
многочисленна. По Борне, яиц бывает от 50 до 100 тысяч и надо полагать,
что количество это близко к истине. Иначе трудно было бы объяснить
обилие подустов местами. Старинные немецкие авторы насчитывали у
подуста средней величины (в 22 см) только 8000 икринок, но всего
вероятнее, что наблюдение это относится к мелкому ручьевому виду.
Выметав икру, подуст некоторое время держится на местах нереста, где
кормится отчасти своей, но главным образом икрой других рыб,
нерестящихся позднее,— голавля, плотвы, пескаря и, может быть,
шереспера, который, кажется, у нас, на Москве-реке, мечет с ним
одновременно. Киевские рыбаки рассказывали проф. Кесслеру, что подуст в
особенности любит икру шереспера и весной постоянно ходит за ним
следом, так что если удается захватить несколько нерестующихся жерехов,
то всегда вместес ними попадается и несколько штук подустов. В середине
мая подуст скатывается вниз, но в это время москворецкие (разборные)
плотины бывают уже поставлены и пришлая сверху рыба поневоле вынуждена
выбирать летним местопребыванием пространство между двумя плотинами.
Спрыгивать вниз с плотины, подобно голавлю, язю и судаку, подуст не
решается, хотя и собирается у самой плотины в большом количестве. У
нас, в городском участке, почти весь подуст собирается или между
плотиной и устьем Неглинки, или немного выше плотины; ниже Непганки
подуст попадается редко и специальной ловли удочкой его не бывает;
около Каменного моста, выше и ниже его, держится большей частью только
мелкая, годовалая и двухгодовалая рыба. Главный притон трех- и
четырехлетка—довольно глубокое место с изрядным течением, у левого
берега Москвы-реки, выше так называемой речки Синички; но крупный
подуст охотно держится почти под самой плотиной, там, где начинается
более ровное течение. Выше плотины (Бабьегородской) собирается к лету
тоже масса подуста, вероятно, не одна сотня пудов, но так как дальше
плотин уже нет и чаще попадаются каменистые места, то в общем подусты
здесь многочисленнее, чем ниже Бабьегородской плотины.
Подуст всегда держится более или менее многочисленными стаями в
несколько десятков, а чаще несколько сот штук, большей частью одного
возраста; других рыб, меньших ростом, он не выносит и всегда отгоняет.
В малую воду, т. е. когда воды пущено с плотины мало и течение слабо,
подуст разбредается и ходит зря, большей частью на глубине; но как
только течение усилится, он выходит «на струю» и стоит здесь довольно
густыми вереницами. Выше городка, где плотин нет и течение ровнее,
выход подуста «на струю» зависит больше от времени дня, чем от силы
течения, хотя паводок и здесь имеет большое влияние на количество
поднимающихся «на воду» подустов.
Это чисто дневная рыба, которая кормится преимущественно днем.
Основная пища ее летом—водоросли, которыми обрастают камни и сваи; эти
водоросли подуст весьма искусно соскабливает своими хрящеватыми губами.
Весной он истребляет, как сказано, икру других рыб, преимущественно
тех, которые нерестятся не в траве, а на камнях, хряще, сваях. В этом
отношении подуст приносит немало вреда, так как, подобно пескарю и
налиму, ест преимущественно оплодотворенную икру, которую сдирает с
подводных предметов. Прочие виды рыб (кроме гольцов) обыкновенно только
подбирают плывущие, большей частью неоплодотворенные, икринки, которые
все равно бы погибли. Кроме икры, подуст ест весной червей—земляных и
навозных, но с середины или конца мая желудок у него постоянно туго
набит той же зеленоватой кашицей, как у плотвы, так что это одна из
наиболее травоядных рыб. Когда по Москве-реке ходили многочисленные
барки с хлебом, с зерном пшеницы, ржи и овса, они имели для подуста не
меньшее значение, чем водоросли; теперь же ему достается здесь разве
овес от конского кала, попадающего в реку в немалом количестве после
каждого сильного дождя. В прежнее время, когда не было еще москворецких
плотин и шлюзов, подусты поднимались к Москве круглый год и летом их
приходило еще более, так как каждая хлебная барка имела свою стаю
подустов, которые неотступно следовали за ней, привлекаемые постоянной
прикормкой, выбрасываемой водоливами. Эта прикормка заключалась в
подмоченном зерне и в личинках крупной мухи, кладущей яйца в сырую
муку, сенную труху и прочий барочный сор, и называемых, по очень
длинному хвостику, «крысками».
Под осень подуст переходит в более тихие и иловатые места, вероятно
за недостатком растительной пищи, и разыскивает здесь в иле мотыля,
избегая, однако, очень глубокого и вязкого ила и предпочитая ему
иловатый песок и хрящ. В октябре он уже почти не встречается на сильном
течении и перестает выходить на перекаты, а в ноябре, с замерзанием
реки, становится на зимовку в глубокие ямы, откуда выходит только после
продолжительной оттепели. У нас главное зимовье подуста—все та же
большая яма у Каменного моста, имеющая до 10—13 м глубины.
Подуст очень сильная, но вместе с тем довольно простая и доверчивая
рыба. Местопребывание ее почти одинаково с местопребыванием голавля, но
она менее прихотлива, менее осторожна и гораздо многочисленнее, так что
при благоприятных условиях можно поймать более сотни подустов. Подобно
пескарям, эти рыбы очень любят муть, которая привлекает их с большого
расстояния. Купаясь в реке, часто можно видеть, как подусты, и не
мелкие, подходят чуть не к самым ногам. Несомненно, в мути они ищут
личинок насекомых, вырытых из песка или ила. Взрослыми насекомыми,
падающими в воду, подусты кормятся относительно редко; большей частью
они плавятся на мелких местах—мелях и перекатах. Всего чаще можно
видеть их на поверхности во время нереста и затем в мае и июне, во
время вылета мотыля. В первом случае они, как говорится, «разбивают
икру», что, действительно, надо понимать в буквальном смысле слова; во
втором — они плавятся, привлекаемые обилием вылетающих из воды и
падающих в нее комариков-толкунчиков. Вообще всякая рыба выходит на
поверхность, только когда может найти здесь насекомых, и даже во время
самого нереста никогда не плавится бесцельно. Положение рта, несколько
напоминающее положение рта у стерляди, заставляет подуста при
схватывании чего-либо на поверхности переворачиваться кверху брюхом,
почему плав его легко отличить от плава других рыб. Выпрыгивает из воды
подуст редко, но мелкий подуст на неглубоких местах часто выскакивает
торчком наподобие пескаря. Как рыба дневная подуст ночует в глубине или
же уходит к берегу, под кусты, где нередко попадает вместе с плотвой в
наметки и даже корзины. В солнечную погоду при известном освещении с
крутого берега реки видно, как подуст стоит стаями, длинными рядами, на
струе касаясь дна. Стаи эти иногда бывают очень густы и многочисленны.
Интересно наблюдать, с какой быстротой при виде щуки подусты
рассыпаются во все стороны. К каким хитростям и обходным движениям ни
прибегает хищница, но, вероятно, ей довольно редко удается тут
поживиться, разве слабыми и больными особями. Подуст довольно
чувствителен к порче воды, вероятно потому, что подобно пескарю не
уходит с переката, по которому идет какой-либо ядовитый, растворяющийся
в воде, отброс приречных фабрик и заводов, а затаивается за камнями.
Почти каждое лето, в июньские жары, вместе с дохлым пескарем плывет по
Москве-реке очень много полумертвого и сонного подуста, достающегося в
добычу коршунам и воронам.
Молодые подусты ведут несколько иной образ жизни, чем взрослые.
Молодь показывается у нас, на Москве-реке, около середины мая, но около
берега, у плотов купален и пристаней они встречаются лишь в не
значительном количестве. Главная масса ее стоит все лето на перекатах,
но не на быстрине, а вернее на каменистых мелях со слабым (летом)
течением, а потому густо зарастающих известной травой—водяной сосенкой,
шелковником и другими растениями. Здесь сеголеток находит себе приют и
обильную пищу; тоже почти исключительно растительную, и растет очень
быстро, тем быстрее, чем жарче лето. По моим наблюдениям, сеголетки
подуста к концу лета достигают роста (полной меры) до 9, даже, как,
напр., в 1890 году, 13 см. В сентябре молодь переходит уже на глубокие
места и после морозов на перекатах вовсе не встречается. К концу
октября попадаются даже 18-сантиметровые сеголетки. Годовалый подуст не
превышает этой меры и весит в июне около 50—60 г, достигая в конце
осени веса 200 г. Главная масса подустов, выуживаемых летом
москворецкими рыболовами, от 300 до 400 г,— это трехлетки, которые
поздней осенью отъедаются иногда до 600-граммового веса. Самые крупные
подусты, достигающие у нас веса 800 г, пятилетнего возраста, более же
крупные и старые встречаются в виде редкого исключения не потому,
конечно, что эта рыба не живет более продолжительное время, а потому,
что вылавливается сетями и удочкой до пятилетнего возраста. Двухлетний
подуст уже способен к размножению, но нерестится несколько позднее
трехлетка и четырехлетка.
Неудивительно поэтому, что на Москве-реке эти рыбы вылавливаются
удочкой почти начисто, так что едва ли уцелевает десятая часть. Однако
нельзя отказать подусту в некоторой смышлености, так как он довольно
искусно выпрыгивает из садков-кружков и рыболовных корзин. В воде он,
пожалуй, несколько живучее плотвы и ельца, но в жаркую погоду брюхо его
очень быстро краснеет, а спина светлеет и становится светло-рыжей. Ни
одна рыба, уснувши, не портится так быстро: подуст, пойманный летним
утром, к вечеру совсем разбухает и протухает. В гастрономическом
отношении подуст уступает даже язю и голавлю и довольно вкусен лишь в
копченом виде.
|